Владимир Высоцкий: Клуб ценителей: Пишу тебе, Володя...: Алексей Матюшкин

Pishu tebe, Volodya

Поставьте оценку
этому произведению:

5   4   3   2   1  

Оценка:
3.20 (средняя из 5)

права принадлежат автору; публикация без разрешения автора запрещена  
Алексей Матюшкин
amatiushkin @bigbor.spb.ru

ЕЩЕ О СУДЬБЕ...

Я ушел от Судьбы,
    убежал не оставив записки.
Я захлопнул французским замком
     все ключи. Я ушел.
Не придутся гробы,
    и пока без нужды - обелиски.
На заборах любви - плачем, белым стихом -
     начерчу "хорошо".
Я ушел от Судьбы,
    не дождавшись родную с работы.
Тяжек труд ее, вот и
     не жди допоздна, до утра.
Я затер все следы
    моей жизни, от крови до рвоты;
разорвал фото-
     карточку, стер календарь до вчера.
Я ушел от Судьбы.
    И пошел по соседским квартирам.
Я звонил и просил,
     но никто не хотел быть судим.
Я разламывал быт
    и чужие ориентиры.
Возвращался без сил,
     оставался один на один.
Я ушел от Судьбы,
    с удовольствием вышел из дома,
побежал за последним трамваем,
     не успел, и побрел не спеша.
Облака - на манер голытьбы -
    все друг с другом знакомы -
заискрились за краем
     земли, заснежили, кружа.
Я пошел по друзьям,
    но иных уж, а те - недалече.
Я звонил колокольцами,
     бил до набата в кистях.
Но ночами нельзя
    их покои уюта калечить.
И нанизывал кольца
     я в ночи по трамвайным путям.
В край земли я уперся,
    стучался дорогой к знакомым,
подвывал подворотнями
     ветер - ночной лиходей.
Я выплескивал спесь и упорство,
    я не мог по-другому.
Я разменивал сотни
     в ларьках у нетрезвых людей.
И пустили к себе,
    пили вместе, и водка не грелась.
И когда уже третий стакан
     полоскался в душе,
я сказал о Судьбе,
    мол, помянем, такая имелась,
я ведь сам начал этот роман -
     но закончил уже.
И бесцветный старик,
    спотыкаясь на фразах и кочках,
отменил Времена,
     и сулил отпущенье беды.
Я напрягся и сник
    под прицельным огнем многоточий.
И звенела струна
     по ладам на чужие лады.
А какой-то в очках,
    в потемневшем плаще и при бабе,
научил меня жить -
     в двух словах, но зато - на века.
Я сидел в дурачках -
    мир катался как шар в кегельбане.
Забывал не грешить
     и тянулся обнять дурака.
Что наскучило враз,
    да и как я добрался до сюда,
поскорее - прошу -
     удила, я б их так закусил!
От зловония фраз,
    от Христа, что в миру - от Иуды,
я на воле решу
     отплеваться от этих удил.
Разливали еще,
    вспоминали Володю с Мариной -
Кореша, Бог ты мой,
     ну и я потихоньку трезвел.
"За Судьбу" - "хорошо"!
    и я встал, и достал свою "Приму",
и поплелся домой,
     только первый трамвай прозвенел.
Да звенел колокольчик
    на тройке на всех поворотах,
или выли голодные псы
     в суматохе моей беготни,
под прикрытием ночи,
    по всем всероссийским болотам,
не свернув с большака ни в кусты,
     ни в сожженные временем пни.
Да, не заперта дверь.
    Приготовил слова в оправданье,
именами крестил
     всех, с кем ночь и с кем горе уму.
Врать, как "милая, верь",
    как искусство - как голос сознанья -
только верить нет сил,
     нет, ни ей - ни себе самому.
В тишине снял пальто
    сигареты оставил в прихожей,
в кухне выключил свет
     и прошел, не ступая, к окну.
Я дрожал, думал "кто?
    на кого же она так похожа?" -
отвечал себе "нет!
     Я любил не ее. Не одну."
Бормотала во сне,
    и казалось, что даже мне рада,
потянулась губами -
     сказала, что кончился бал.
Улыбнулся весне,
    и подумал, что видно, так надо.
Вот, такими судьбами.
     Спи спокойно, родная судьба.