права принадлежат автору; публикация без разрешения автора запрещена  

Владимир Савич КОНИ ПРИВЕРЕДЛИВЫЕ Долго мне гулять на свете. То в коляске, то верхом, То в кибитке, то в карете, То в телеге, то пешком? А.С. Пушкин. Пристяжной тройкой неустанных коней летит наша жизнь по темному булыжнику загадочной судьбы, Полосатыми шлагбаумами мелькают годы, придорожными ручьями текут слезы потерь и разочарований. Стелится она и вьется сквозь бурьян непонимания и чащобу собственных ошибок. То там кювет, то здесь косогор. То смертельный вираж холодит сердце, то глубокая пропасть, а чуть зазевался, как обдаст тебя слякотью кавалькада сановитых наездников. И стой себе весь в грязи и радуйся, провожая взглядом мчащуюся кавалькаду, тому, что вовсе "не замочили" в придорожном сортире. И день и ночь, и год, и век скрипят колеса бытия, ну точь - в точь, как рулетка в казино (где каждый крутит, да не каждый выигрывает) решая кому с чужого голоса, оды о радостях земных петь, а кому связки голосовые сажать, доказывая, что дороги-то ваши, товарищи, вовсе не самые верные. Глядишь один крутанул и как сыр в масле, пошел себе катить по жизни в удобной бричке по удобной магистрали. Другой такой банк сорвал, что теперь в золоченной карете пойдет себе катить, по столбовой дороге на вечно-зеленый свет, пока не свезут на престижный погост, в шикарном катафалке. Ну, а другим, хоть плачь, хоть кричи. Ставь себе на черное, бросай на красное, все едино. Или продуешь вдрызг, или достанутся от жизни разбитые дрожки, да доходные лошаденки. И понесут они тебя до скончания дней, по пыльным и разбитым дорогам. Отчего же это так по-лотерейному жизнь в землях российских устроена. Одни в позолоте и славе едут, а другие в онучах и треухах по жизни плетутся? А что делать? - отвечаем мы, коли жизнь так устроена! Может и вправду она так и устроена, что одним кнут, а другим хомут? Да только посмотришь вокруг - а нет, в соседних-то с нами цивилизованных "Европах" люди вроде не о двух головах, но и шоссе у них получше и народ в приличных тарантасах катит, а у нас куда взор не кинь: там кирпич, здесь объезд. Прямо "Зона", слева Н.И.И., а направо и вовсе без пропуска не показывайся. - Ну и что с того? - ответит беспечный возница. Чай и не такого насмотрелись, "за татарином"? И правда чего мы только перевидали за свое прошлое!!! Оттого быть может и путь у нас свой, особый: то в "грязь", то в партию. А чтобы веселей было по жизни шагать, мы песни о счастливых наших дорогах поем, "хошь ступай себе на "дикий Север", а хочешь двигай на "губительный Капказ". Так и трусим себе неспешно по широким просторам "необъятной Родины своей" . И все бы ничего, и все бы славно. Не зря говорим: "тише едешь дальше будешь". Да вдруг прилетит невесть откуда всадник, который прет на своих горячих конях по чужой барской колее (и запрет ему - не запрет, и зона - не зона) словами песен своих "мерзких" оскорбляя слух благородных пассажиров и голосом своим "хрипатым" всех лошадей холеных распугивая. "Ату его басурмана",- кричат из золоченных карет потревоженные дяди. Но, пока кричат, да разбираются. "Кто таков, да по какому такому праву волынку свою тянет" - "Нет, ребята, все не так. Все не так, как надо",- всадника уже и след простыл. Да и дядя, пока ему самый главный литературный начальник страны мундир в секретном охотничьем домике чистил, да объяснял кто таков и как с ним, нежелающим о cтадах наших тучных, да садах цветущих петь, бороться. Сменил по свойски гнев на милость и в духмяной парной, на посошок, так рассудил,- "Ну скачут у нас по молодости, да куражатся без меры. Ну, а как не без этого!? Какой же русский не любит куражу, быстрой езды, да задушевной песни? Только ведь у нас как? Поскачешь, попрыгаешь и песни свои отпев, впрыгнешь молча в колею, которую тебе укажут. А нет - так в миг скрутим неслуха, да коней его к живодеру сведут". Все правильно и акценты сановником расставлены верно и скорбный лист нашей горькой истории, слова его подтверждает. Скрутили мы таких и в забоях сгноили многие тысячи. И этого бы связав, под расстрельную статью как миленького бы подвели, да на "горе" послабление в истории нашей на тот момент вышло. Тогда закрывшись в глухих кабинетах порешили дядьки так,- "Коль не можем мы лиходея в сырых казематах сгноить, да на рудниках его изувечить, наклеим-ка мы на молодчика " хрипатого" ( с чужого голоса поющего) соответствующий ярлык, да и "свору псиную" сподручных своих на оного спустим. А она-то, будьте уверены, дело свое знает и в миг обложив ездока, скуля и лая погонит его лошадей к холодной, черной пропасти откуда уже нет никому возврата, ни святому, ни грешнику". И многим нам тогда в роковой день 25 июля 1980 г. показалось, что именно так оно и случилось. И "привередливые кони" жизни великого русского поэта Владимира Высоцкого остановили свой бег на Ваганьковском кладбище города Москвы. Нет, неправда это! Они только замерли тогда на миг на краю могильной пропасти и взметнув свои гривы унесли своего седока на дорогу бессмертия. Ибо, как не старались бы дяди, бессильны они вытравить благородную память о нем, как о человеке который жил, как горел, указывая нам - жмущимся по обочинам лживых стезей - столбовую дорогу истины. И когда поймут это загонщики со сворой своей злобной ( опять же - по нашему обычаю) - давай на камне могильном эпитафии писать, да руки свои кровью поэта обагренные, ломать и горько убиваться. "Ах, кого мы потеряли!",- и солнцем отечественной словесности назвав, возьмутся травить следующего. Так и ведется у нас - одни злобно рыча травят и злословят честного поэта, другие же молча поминальную слезу в граненный стакан роняют, ну, а все вместе собравшись песни его "вредные" распевают. Вреда-то от которых было - всего ничего. Правда горькая, за всех нас сказанная.