Из спектакля - Берегите ваши лица - Вы пришли на именины... - Охота на волков - Песня о нотах

ЛЮБИМОВ: Ой, нет, это другой спектакль. Это были "Берегите лица", где Владимир первый раз в жизни спел "Охоту на волков". И спектакль закрыли. А меня выгнали.

СЛУШАТЕЛЬ: А, "Берегите ваши лица", да! Скажите, вот чем, так сказать, Вас заинтересовал именно этот, эта пьеса, и кто ее автор?

ЛЮБИМОВ: Нет, это не было пьесой. Это были стихи Вознесенского, превращенные... Я же часто делал поэтические свои спектакли. Это был один из поэтических спектаклей на основе поэзии Андрея Вознесенского. Но впервые, и к чести Андрея, он согласился, чтобы Володя спел свою песню. И вот он впервые спел, официально спел, со сцены "Охоту на волков". И зал разразился в неистовых аплодисментах, ногами топали и орали: повторить, повторить, повторить! Но повторить не удалось, спектакль закрыли.

СЛУШАТЕЛЬ: Я видел ваш спектакль, но дело в том, что Вы его не хотите возобновить?

ЛЮБИМОВ: Нет, это сложно, дорогой мой, это довольно сложно. Это нужно потратить два-три месяца. Во-первых, нет Володи - раз. Второе - это нужно пересматривать, что устарело. Форма там была интересная, я готов, вот то, что это была как бы открытая репетиция, которая корректировалась на ходу, это были такие как художники эскизы делают, так и спектакль был сделан.

Реальное зеркало появляется у Любимова в постановке "Берегите ваши лица" на стихи А.Вознесенского. Программная работа режиссера (зеркало было метафорой главной тезы) запрещается сразу же после премьеры, с клеймом "обжалованию не подлежит". Парадоксально, но все спектакли, отвергнутые инстанциями до этого и после, вернулись на сцену Таганки. Изуродованные, с купюрами, подтасованным названием ("История Кузькина...", "Павшие и живые", "Высоцкий") √ но спектакль "Берегите ваши лица" не увидел больше никто.

Трудно забыть ту зловещую тишину на премьере, воцарившуюся в зале после "Охоты на волков" Владимира Высоцкого (единственный вставной фрагмент спектакля), шквал аплодисментов долго не отпускающего его зала и сразу же острый холодок предощущения беды. "Я из повиновения вышел - за флажки,- жажда жизни сильней! Только сзади я радостно слышал удивленные крики людей" - это звучало как призыв к действию.

Ссылались на присутствие важных иностранцев, которые стали свидетелями ужасной крамолы. Но публика была не дура, все понимали, что суть запрета в другом.

Растянутое вдоль сцены зеркало, в котором отражались лица зрителей, над ним нотные линейки, где темными каплями сползали актеры, певшие о потере собственных лиц, о загнанном в тупик искусстве ("Как школьница после аборта, пустой и притихший весь, люблю тоскою аортовою мою нерожденную вещь", "Убил я поэму, убил не родивши, к Харонам хороним поэмы..."),- о чем уж тут было толковать?! Речь шла о фарисействе, лжи, двуличии общества и, увы, о нас, породивших это время.

Сейчас, перебирая фотографии тех лет, вижу актеров, занятых в спектакле: В.Высоцкого, В.Золотухина, В.Смехова, И.Бортника, З.Славину и других, но никто уже не восстановит восторга публики, поверившей в победу свободной мысли, в торжество праздника на сцене - красочного, озорного, насыщенного головокружительным ритмом.