Vl.Vysotskij. Kogda ya ob stenu...

* * *

Когда я об стену разбил лицо и члены
И все, что только было можно, произнес,
Вдруг сзади тихое шептанье раздалось:
- Я умоляю вас, пока не трожьте вены.

При ваших нервах и при вашей худобе
Не лучше ль чаю? Или огненный напиток?
Чем учинять членовредительство себе,
Оставьте что-нибудь нетронутым для пыток. -

Он сказал мне, - приляг,
Успокойся, не плачь. -
Он сказал: - Я не враг,
Я - твой верный палач.

Уж не за полночь - за три,
Давай отдохнем.
Нам ведь все-таки завтра
Работать вдвоем.

Раз дело приняло приятный оборот -
Чем черт не шутит - может, правда, выпить чаю?
- Но только, знаете, весь ваш палачий род
Я, как вы можете представить, презираю.

Он попросил: - Не трожьте грязное белье.
Я сам к палачеству пристрастья не питаю.
Но вы войдите в положение мое -
Я здесь на службе состою, я здесь пытаю.

И не людям, прости, -
Счет веду головам.
Ваш удел - не ахти,
Но завидую вам.

Право, я не шучу,
Я смотрю делово -
Говори что хочу,
Обзывай хоть кого.

Он был обсыпан белой перхотью, как содой,
Он говорил, сморкаясь в старое пальто:
- Приговоренный обладает, как никто,
Свободой слова, то есть подлинной свободой.

И я избавился от острой неприязни
И посочувствовал дурной его судьбе.
- Как жизнь? -спросил меня палач. - Да так себе... -
Спросил бы лучше он: как смерть - за час до казни?..

- Ах, прощенья прошу, -
Важно знать палачу,
Что, когда я вишу,
Я ногами сучу.

Да у плахи сперва
Хорошо б подмели,
Чтоб моя голова
Не валялась в пыли.

Чай закипел, положен сахар по две ложки.
- Спасибо! - Что вы! Не извольте возражать!
Вам скрутят ноги, чтоб сученья избежать,
А грязи нет, - у нас ковровые дорожки.

-Ах, да неужто ли подобное возможно!-
От умиленья я всплакнул и лег ничком.
Он быстро шею мне потрогал осторожно
И одобрительно почмокал языком.

Он шепнул: Ни гугу!
Здесь кругом стукачи.
Чем смогу - помогу,
Только ты не молчи.

Стану ноги пилить -
Можешь ересь болтать,
Чтобы казнь отдалить,
Буду дольше пытать.

Не ночь пред казнью, а души отдохновенье!
А я уже дождаться утра не могу.
Когда он станет жечь меня и гнуть в дугу,
Я крикну весело: - Остановись, мгновенье, -

Чтоб стоны с воплями остались на губах!
- Какую музыку, - спросил он, - дать при этом?
Я, признаюсь, питаю слабость к менуэтам,
Но есть в коллекции у них и Оффенбах.

Будет больно - поплачь,
Если невмоготу, -
Намекнул мне палач.
- Хорошо, я учту.

Подбодрил меня он,
Правда, сам загрустил -
Помнят тех, кто казнен,
А не тех, кто казнил.

Развлек меня про гильотину анекдотом,
Назвав ее лишь подражаньем топору
Он посочувствовал французкому двору
И не казненным, а убитым гугенотам.

Жалел о том, что кол в России упразднен,
Был оживлен и сыпал датами привычно.
Он знал доподлинно - кто, где и как казнен,
И горевал о тех, над кем работал лично.

- Раньше, - он говорил, -
Я дровишки рубил,
Я и стриг, я и брил,
И с ружьишком ходил.

Тратил пыл в пустоту
И губил свой талант,
А на этом посту
Повернулось на лад.

Некстати вспомнил дату смерти Пугачева,
Рубил, должно быть, для наглядности, рукой.
А в то же время знать не знал, кто он такой, -
Невелико образованье палачево.

Парок над чаем тонкой змейкой извивался,
Он дул на воду, грея руки о стекло.
Об инквизиции с почтеньем отзывался
И об опричниках - особенно тепло.

Мы гоняли чаи,
Вдруг палач зарыдал -
Дескать, жертвы мои
Все идут на скандал.

- Ах, вы тяжкие дни,
Палачева стерня.
Ну за что же они
Ненавидят меня?

Он мне поведал назначенье инструментов.
Все так не страшно - и палач как добрый врач.
- Но на работе до поры все это прячь,
Чтоб понапрасну не нервировать клиентов.

Бывает, только его в чувство приведешь,
Водой окатишь и поставишь Оффенбаха,
А он примерится, когда ты подойдешь,
Возьмет и плюнет. И испорчена рубаха.

Накричали речей
Мы за клан палачей.
Мы за всех палачей
Пили чай, чай ничей.

Я совсем обалдел,
Чуть не лопнул, крича.
Я орал: - Кто посмел
Обижать палача?!

Смежила веки мне предсмертная усталость.
Уже светало, наше время истекло.
Но мне хотя бы перед смертью повезло -
Такую ночь провел, не каждому досталось!

Он пожелал мне доброй ночи на прощанье,
Согнал назойливую муху мне с плеча.
Как жаль, недолго мне хранить воспоминанье
И образ доброго чудного палача.

1978

Версии:

	Когда я об стену разбил лицо и члены
	И все, что только было можно, произнес,
	Вдруг сзади тихое шептанье раздалось:
	"Я умоляю вас, пока не трожьте вены.

	При ваших нервах и при вашей худобе
	Не лучше ль чаю? Или огненный напиток?
	Чем учинять членовредительство себе -
	Оставьте что-нибудь нетронутым для пыток."

		Он сказал мне: "Приляг,
		Успокойся, не плачь!"
		Он сказал: "Я не врач,
		Я - твой верный палач.
		Уж не за полночь - за три,-
		Давай отдохнем:
		Нам ведь все-таки завтра
		Работать вдвоем..."

 Чем черт не шутит - может, правда выпить чаю,
 Раз дело приняло подобный оборот?
 "Но только, знаете, весь ваш палачий род
	Я, как вы можете представить, презираю!"

	Он попросил: "Не трожьте грязное белье.
	Я сам к палачеству пристрастья не питаю.
	Но вы войдите в положение мое:
	Я здесь на службе состою, я здесь пытаю.

		Молчаливо, прости,
		Счет веду головам.
		Ваш удел - не ахти,
		Но завидую вам.
		Право, я не шучу,
		Я смотрю делово:
		Говори, что хочу,
		Обзывай хоть кого..."

 Он был обсыпан белой перхотью, как содой,
 Он говорил, сморкаясь в старое пальто:
 "Приговоренный обладает, как никто,
 Свободой слова - то есть подлинной свободой".

	И я избавился от острой неприязни
	И посочувствовал дурной его судьбе.
	Спросил он: "Как ведете вы себя на казни?"
	И я ответил: "Вероятно, так себе...

		Ах, прощенья прошу, -
		Важно знать палачу,
		Что, когда я вишу,
		Я ногами сучу.
		Кстати, надо б сперва,
		Чтоб у плахи мели,-
		Чтоб, упавши, глава
		Не валялась в пыли".

 Чай закипел, положен сахар по две ложки.
 "Спасибо!" - "Что вы? Не извольте возражать!
 Вам скрутят ноги, чтоб сученья избежать,
 А грязи нет - у нас ковровые дорожки".

	"Ах, да неужто ли подобное возможно!"-
	От умиленья я всплакнул и лег ничком,-
	Потрогав шею мне легко и осторожно,
	Он одобрительно поцокал языком.

		Он шепнул: "Ни гугу!
		Здесь кругом стукачи.
		Чем смогу - помогу,
		Только ты не молчи.
		Стану ноги пилить -
		Можешь ересь болтать,-
		Чтобы казнь отдалить,
		Буду дальше пытать".

 Не ночь пред казнью, а души отдохновенье,-
 А я - уже дождаться утра не могу.
 Когда он станет жечь меня и гнуть в дугу,
 Я крикну весело: "Остановись, мгновенье!"

	И можно музыку заказывать при этом -
	Чтоб стоны с воплями остались на губах,-
	Я, признаюсь, питаю слабость к менуэтам,
	Но есть в коллекции у них и Оффенбах.

		"Будет больно - поплачь,
		Если невмоготу",-
		Намекнул мне палач.
		"Хорошо, я учту."
		Подбодрил меня он,
		Правда, сам загрустил:
		"Помнят тех, кто казнен,
		А не тех, кто казнил."

 Развлек меня про гильотину анекдотом,
 Назвав ее карикатурой на топор.
 "Как много миру дал голов французский двор!"-
 И посочувствовал убитым гугенотам.

	Жалел о том, что кол в России упразднен,
	Был оживлен и сыпал датами привычно.
	Он знал доподлинно - кто, где и как казнен,
	И горевал о тех, над кем работал лично.

		"Раньше, - он говорил, -
		Я дровишки рубил,
		Я и стриг, я и брил,
		И с ружьишком ходил,-
		Тратил пыл в пустоту
		И губил свой талант,-
		А на этом посту
		Повернулось на лад".

 Некстати вспомнил дату смерти Пугачева,
 Рубил - должно быть, для наглядности, - рукой,
 А в то же время знать не знал, кто он такой,-
 Невелико образованье палачево.

	Парок над чаем тонкой змейкой извивался...
	Он дул на воду, грея руки о стекло,-
	Об инквизиции с почтеньем отозвался
	И об опричниках - особенно тепло.

		Мы гоняли чаи,-
		Вдруг палач зарыдал -
		Дескать, жертвы мои -
		Все идут на скандал.

		"Ах, вы тяжкие дни,
		Палачева стерня!
		Ну за что же они
		Ненавидят меня?"

 Он мне поведал назначенье инструментов,-
 Все так не страшно, и палач - как добрый врач.
 "Но на работе до поры все это прячь,
 Чтоб понапрасну не нервировать клиентов.

	Бывает, только его в чувство приведешь, -
	Водой окатишь и поставишь Оффенбаха, -
	А он примерится, когда ты подойдешь,
	Возьмет и плюнет - и испорчена рубаха!"

		Накричали речей
		Мы за клан палачей.
		Мы за всех палачей
		Пили чай - чай ничей.
		Я совсем обалдел,
		Чуть не лопнул, крича -
		Я орал: "Кто посмел
		Обижать палача!.."

 ...Смежила веки мне предсмертная усталость,
 Уже светало - наше время истекло.
 Но мне хотя бы перед смертью повезло:
 Такую ночь провел - не каждому досталось!

	Он пожелал мне доброй ночи на прощанье,
	Согнал назойливую муху мне с плеча...
	Как жаль - недолго мне хранить воспоминанье
	И образ доброго чудного палача!