Владимир Высоцкий
О ЖЕРТВАХ ВООБЩЕ
И ОБ ОДНОЙ - В ЧАСТНОСТИ
Когда искусство требует жертв - оно их получает. Когда жертвы начинают требовать искусства - эти требования часто пресекаются уже в зародыше. Правда, жертвой нередко является зритель, который имеет право требовать искусства. Иногда эти требования проявляются в середине действия и очень бурно. Поэтому зрителя по возможности стараются удовлетворить. Но когда жертва - актер, то он - цыц, и не моги требовать.
Сделав такое глубокомысленное философское вступление, перейдем к нашему рассказу уже без боязни быть непонятным.
Был чудесный майский день. И хотя он был будничный - да что там говорить, просто был вторник, обыкновенный вторник, какие бывают один раз в неделю и четыре раза в месяц,- так вот хотя это был будничный день, на душе у актера Владимира Витоль-Таманина было воскресенье. И не только на душе - у него был выходной, свободный от спектакля день. Такие дни бывают очень редко, и к тому же тот день был свободен еще у одного лица - актрисы того же театра Тани Савицкой. Вероятно, поэтому на душе у Витоль-Таманина было воскресенье.
"Наконец-то, думал он, мы будем вместе целый вечер, наконец у меня есть свободное от репетиций и спектаклей время, я успею сказать ей: "Я тебя люблю", и она, быть может, разрешит мне поцеловать ее воздушным поцелуем". Как видите, Владимир был так загружен, что даже не мог сказать Тане эти три самые нежные и приятные в мире слова. Правда, они иногда встречались в театральном буфете, но попробуйте сказать: "Я тебя люблю", когда во рту у вас кусок булки, а в руках недопитая бутылка молока. Это звучало бы как насмешка и, чего доброго, испортило бы сначала аппетит, а потом и взаимоотношения. Несколько раз он провожал Таню домой, но и здесь неудача - Таня жила совсем рядом с театром, так что если бы он здесь начал говорить, то еще "Я" он сказал бы ей, а вот уже "тебя люблю",- вероятно, дворнику, который всегда стоял у ее подъема. И вот сегодня - весь вечер вместе. Одевшись и почти выходя из театра, Витоль-Таманин закрыл глаза и в который раз представил себе предстоящий вечер. У него даже сердце екнуло, спазм сжал горло от жуткого, но приятного ожидания, и он закашлялся, совсем как зритель на спектакле.
- Витоль-Таманин, ты еще здесь? К режиссеру! - Владимира остановили у самого выхода как раз в тот момент, когда у него екнуло сердце. Екнуло, да так и остановилось. (О чем думала в этот момент Таня? Да, наверное, почти о том же.)
"Начались жертвоприношения",- с ужасом подумал Володя. Этого удара он не ожидал, но... работа есть работа, и он, как пьяный, с мировой скорбью во взоре отправился к режиссеру.
Когда искусство начинало требовать жертв, то оно почему-то всегда обращало внимание на Володю, а когда оно раздавало лавры, то не обращало на него никакого внимания. Будто вообще нет такого Витоль-Таманина и он не занят каждый день в массовках.
И вот Володя в кабинете у режиссера, и на лице у него уже не мировая, а космическая скорбь. Искусство в лице главрежа просит жертву подойти поближе и даже предлагает сесть. Это было так необычно, что космическую скорбь заменило вполне космическое удивление и в душу прокралась тень надежды - может быть, сегодня на алтаре искусства сожгут не его. Но... увы - только тень.
- Вы сегодня будете заменять больного актера,- мягко, но отнюдь не просительным тоном сказало ему искусство.
"А как же Таня!" - чуть не сорвалось с языка. Но вместо этого Володя прошептал:
- Кого?
- Что "кого"? И вообще говорите громче - чему вас только учили!
- Кого заменять? - выдавил Володя уже громче, но все также тоскливо.
- Голикова! Да вы не беспокойтесь. Это очень просто - вы будете летать по воздуху на проволоке в одежде злого духа и хватать ангелов. Пойдите порепетируйте, вас там ждут.
"Ну что ж, пойду полетаю",- безучастно подумал Володя, хотя настроение у него было отнюдь не летное.
Он вспомнил, как ухе однажды был в этом кабинете. Тогда - это было очень давно - он еще боролся, просил ролей, эпизодов, чего-нибудь,- в общем, всячески требовал искусства. Но... вспомните, что мы сказали вначале! - просьбы оставались без ответа. "Почему?- недоумевал Володя.- Вроде, все что надо есть: темперамент, голос, вера и к тому же такая заметная, громкая фамилия". И ему было страшно обидно, что она никак не попадает в афиши! И вот тогда-то впервые он был в этом кабинете. Тогда ему не предложили сесть, а просто осведомились:
- В чем дело?
От такого начала Володя чуть-чуть застеснялся. Но только чуть-чуть.
- Я хочу работать,- сказал он таким тоном, что даже "Я есть человек" прозвучало бы менее убедительно.
- Я тоже,- последовал мгновенный ответ.
- Что вы и делаете,- не растерялся Володя.
- Что и вы будете делать в моем возрасте,- ответил режиссер, и Таманин увидел седые волосы, очки и теплые туфли. После этого вопрос "когда?" был уже неуместен, но он ушел из кабинета гордо и, как ему показалось, даже хлопнул дверью. После этого он уже не требовал и стал терпеливо ждать, когда он будет в возрасте, а пока его регулярно снимали в массовках, где его громкая фамилия терялась среди десятков более скромных.
Теперь он уже не хлопнул дверью, а вяло направился к двери.
- Подождите,- вспомнил вдруг режиссер.- Помните, вы когда-то просили работы. Вот вам! Дождались! Там даже есть несколько реплик! Правда, мы их вымарали для первого раза, а в следующий раз - скажете!
"Ну да! - мрачно подумал Володя.- А в следующий раз придет Голиков".
- Ничего не поделаешь,- глядя на скорбящее лицо Володи, посочувствовал режиссер [- искусство требует жертв!]
"Что-то уж очень часто оно их требует",- мысленно отпарировал Володя и вышел.
Он полетал, довольно быстро освоился, и помреж сказал ему, пожав руку:
- Вы сейчас вместо ангела хватали рабочего сцены, но не забудьте, что на спектакле вы хватаете третьего ангела.
- Схвачу! - пообещал Володя и, взглянув на часы, отправился в буфет: домой он уже сходить не успел бы. Позвонил домой Тане и в ответ на "Только что ушла!" со вздохом спросил:
- Передайте, что у Володи сегодня спектакль.
Молоко ему показалось рыбьим жиром, булка горькой, ел он с кислым видом м являл собой довольно [грустную] картину.
И вот спектакль!
Одевшись в злого духа и прицепив за кулисами проволоку к поясу, он подумал: "А, кстати, что сегодня за спектакль?" Но вспомнить не успел.
- Ваш выход,- прошептал помреж,- вылетайте скорее!
"Хорош выход",- подумал он и полетел.
Минут через пять начали вылетать ангелы. Володя хотел схватить третьего, но этого не получилось, и он погнался за четвертым, чтобы хоть его схватить. Изловчился и поймал, но в это время, к его крайней досаде, за другую руку ангела схватил совсем посторонний злой дух.
Володя потянул к себе, злой дух к себе. Володя сильн[ее], злой дух тоже.
- Это мой ангел,- услышал он злобный сценический шепот.- Отпустите.
"А может, действительно его?" - Но перспектива остаться без ангела испугала его, и он еще сильнее потянул ангела.
- Да вы же меня разорвете,- совсем тихо пролепетал ангел. Что-то очень знакомое послышалось ему в этом голосе!
- Таня! - закричал он на весь театр.- Таня! - И вырвав ангела из рук постороннего злого духа, он улетел с нею за кулисы.
- Кто это сказал? Кто это сказал? - пронеслось по зрительному залу совсем не сценическим шепотом.
- "Кто-кто"! Руслан! - громко объявил солидный мужчина в третьем ряду.
- Так ее зовут Людмила - при чем тут Таня! - возразило сразу несколько голосов.
- Так, может, это другая!
- Ага! Значит, он не Людмилу, а Таню любит! Понятно!
- Ничего не понятно! - возмутились знающие пьесу.- Он ее ищет, и потом, он однолюб, не то что некоторые.
Шум постепенно стихает, действие уже кончилось.
А в это время за кулисами Витоль-Таманин, вися на проволоке и крепко держа Таню, быстро, задыхаясь, говорит:
- Таня! Я вам звонил! Я так жалел, что пропал вечер! Я так хотел вам сказать, что я вас люблю, но [в] это время искусство потребовало очередной жертвы, и это, как всегда, оказался я! Но вы-то почему здесь? Я так поражен! Вы как снег на голову, вернее, как ангел с неба! Я вас люблю!
И также, вися на проволоке, с радостно забившимся сердцем ангел говорит:
- Видимо, искусству оказалось мало одной жертвы - второй была я. Но я все равно так рада, так...
- Слезайте,- раздается громовой обиженный голос помрежа.- Сейчас раздевайтесь, а завтра!..- Тут помреж делает такое лицо, будто ему самому страшно того, что будет завтра, он ударяет себя по щеке, мотает головой, чмокает языком и вообще переживает (будто представляет себе картину "Жертвы фашизма", и завтра Володю и Таню по меньшей мере сварят в масле).
Да! Завтра будет скандал. Еще бы - публика в течение трех часов следила, как Руслан любит Людмилу, и вдруг под занавес выясняется, что он ее вовсе не любит и разыскивает не ее, а какую-то Таню.
Но о том, что будет завтра, мы не будем говорить. Сегодня Володя Витоль-Таманин и Таня Савицкая счастливы. Они быстро одеваются и всю ночь напролет бродят по чудесной майской Москве, тесно прижавшись друг к другу. Теперь им, наверное, уже легче будет [дожидаться] того возраста, когда актеры начинают работать, и теперь им не отрешен тот момент, когда искусство снова потр[ебует жертв].
[конец 50-х]
Владимир Высоцкий. Собрание сочинений в пяти томах.
Составитель С. Жильцов. Тула: "Тулица" 1993.
[an error occurred while processing this directive]